«Другой» внутри нас: попытки понимания бессознательного
Задолго до Фрейда философы предполагали, что некая часть нашей психической жизни проявляется в эмоциях, поведении и действиях, но недоступна сознанию. Бессознательное и сегодня остается тайной, с которой каждый обходится по-своему.
Наши отдаленные предки приписывали душевные процессы воздействию высших сил. Древние греки, впадая в неконтролируемый гнев или панику, чувствуя страстную любовь или неудержимое желание, объясняли свое состояние «одержимостью богами». Примерно до VIII века до н.э. люди были просто неспособны осознавать себя в привычном для нас смысле, полагает американский психолог, исследователь истории сознания Джулиан Джейнс (Julian Jaynes). Они считали все свои внезапные внутренние побуждения результатом божественного вмешательства. Такого рода объяснения («Господь направил» или «черт попутал») можно услышать, кстати, и по сей день. Представление о некоем обитающем в нас индивидуальном божестве, «даймоне» (собственно, от этого греческого слова происходит «демон»), который, как внутренний голос, побуждает к тем или иным поступкам, присутствует и у философа Сократа. Однако сократовский «даймон» индивидуален и неотделим от личности. Так был сделан первый шаг к современному пониманию бессознательного.
Темные бездны
Постепенно источником неосознаваемых порывов стали называть человеческую душу. «В нашей душе происходят события, которых мы не осознаем непосредственным образом», — заметил древнеримский врач Гален. Ближе к нашему времени, в XVII веке, на представления о бессознательном повлияло картезианство — учение французского философа Рене Декарта. Он отождествлял сознательное и психическое, так что мир оказался разрублен на две части: с одной стороны, лишенная сознания материя, наше тело, с другой — обитающий в нем дух. Декарт возвел в принцип сомнение во всем, и лишь одно не вызывало у него сомнений: собственное сознание («я мыслю, следовательно, я существую»). Следующий шаг уже в XVII веке сделал немецкий философ и математик Готфрид Лейбниц. Для него бессознательное выступает как низшая форма душевной жизни, которая лежит за пределами того, что мы осознаем. Зоны осознаваемого он уподобляет «островам, поднимающимся из океана темных перцепций».
Однако вплоть до конца XIX века было распространено мнение, что эта форма душевной жизни имеет отношение главным образом к душевнобольным или истерикам, гримасничающим в больницах подобно бесноватым. У здорового человека в ту эпоху никаких темных бездн не предполагалось. «Преобладающее общественное мнение по-прежнему исходит из того, чтобы считать понятия «психическое» и «сознательное» равнозначными», — писал немецкий философ Эдуард фон Гартман в «Философии бессознательного». После выхода его труда термин «бессознательное» стал популярным. Так в нашу устойчивую картину мира, в основе которой по-прежнему лежит декартовский дуализм тела и духа, вписался демон фрейдовского «бессознательного».
Личность внутри личности
В поисках причин душевных расстройств Фрейд обратился к тому, что «вытеснено в бессознательное». Конечно, для него «бессознательное» состояло не только из вытесненного. Однако вытесненному он уделяет особое внимание, рассматривая бессознательное как хранилище непозволительных желаний, причем не всяких, а инцестуозных желаний ребенка. В нас срабатывают импульсы, которых наше сознание не может вынести, отклоняя их или даже не допуская их до себя (что, собственно, и есть «вытеснение» во фрейдовском смысле). Они утаиваются от сознания, однако остаются в живых, продолжая роптать внутри нас, и ищут способы выйти на свет. Продолжительный конфликт между ними и сознательным «Я», которое выстраивает против них многочисленные защиты, делает нас больными.
Колонию этих отправленных в изгнание сладострастных импульсов Фрейд поначалу называл «системой бессознательного», однако когда ему стало ясно, что и прочие области души — «Я» и «Сверх-Я» — функционируют отнюдь не только при дневном свете сознания, он переименовал эту колонию в «Оно». В этой картине «система бессознательного», или «Оно», создает внутри психики самостоятельное единство, которое наполнено собственными чувствами, мыслями, вожделениями и воспоминаниями. «Оно» похоже на тайную личность внутри нашей и отличается от нас тем, что эта внутренняя личность нелогичней, страстней, безответственней, мизантропичней, и нам ее не отыскать даже в ходе самых тщательных поисков.
Фрейд полагал, что бессознательные состояния «могут быть описаны с помощью всех тех категорий, которые мы применяем к осознанным душевным актам, то есть к представлениям, стремлениям и тому подобному. Да, про некоторые из этих скрытых состояний мы должны сказать, что они отличаются от сознательных именно лишь отсутствием сознания».
Не проглядывает ли сквозь учение Фрейда средневековая теория демонического? Английский философ Бертран Рассел считал, что так и есть, и шутил: «Бессознательное предстает здесь своего рода узником подземелья, который обитает в темнице и лишь изредка с тяжкими стонами и проклятьями и причудливыми атавистическими вожделениями попадается на глаза респектабельной публике. Большинству из нас нравится представление, что мы могли бы оказаться чрезвычайно злыми, стоит только дать себе волю. Поэтому фрейдовское бессознательное было утешением для многих тихих и славных людей».
Неслучайные ошибки
Сколько бы чересчур трезвые головы ни вышучивали Фрейда, идея бессознательного глубоко в нас укоренилась, и мы видим его проявления даже там, где их нет. Часто наши оговорки кажутся окружающим значимыми, в них ищут скрытый смысл. Между тем далеко не все языковые оплошности оказываются «оговорками по Фрейду». Наш язык может пойти на поводу у звуковой близости слов, особенно если мы устали. Однако фрейдистская оптика побуждает воспринимать любую случайность как обусловленную «вытесненным» содержанием. И порой бестактные психотерапевты или склонные к психологическому насилию близкие внушают нам, что видят нас насквозь. В 1990-е годы нескольким американским психотерапевтам, убежденным, что невротические симптомы пациенток связаны с детскими травмами сексуального характера, удалось создать у них ложные воспоминания об инцесте. Эти ложные воспоминания оказались столь отчетливыми, что пациентки даже привлекали к суду своих отцов.
Коллективный другой
Последующие поколения критиковали Фрейда за то, что для него бессознательное неразрывно связано с сексуальными желаниями. Карл Густав Юнг, ученик Фрейда, не мог принять такого ограничения. Юнгианское бессознательное включает память всего человечества и даже генетическую память о доисторических эпохах. Коллективное бессознательное может посылать нам сигналы сквозь века и невзирая на культурные различия. Например, «полевое поведение» аутистов — их раскачивания вперед-назад — юнгианцы связывают с обрядами античности и ритуалами современной Африки.
Психоаналитик Жан Лакан тоже утверждал, что бессознательное — это голос «другого», однако значительно сузил круг этих других. Мы результат того, что говорили наши первые «другие» — родители, братья и сестры. Именно их мысли и желания живут в нас, влияют помимо нашей воли на наши решения в любви и профессиональной сфере. Наше бессознательное — продукт нашей личной истории, но оно не делает нас заложниками прошлого, это окно в будущее.
Недавние исследования в области нейронаук показывают, что бессознательное — это «резюме» всех наших мыслей, сделанные нами выводы о себе, о мире, о других людях. Такое «резюме» помогает нам лучше усвоить уроки прошлого и встретить завтрашний день, принимая верные решения. Расшифровка посланий бессознательного — не просто интеллектуальная игра. Это работа, которая дает практические результаты, независимо от того, применяем ли мы психоанализ или другой метод. Ведь если нам удастся установить контакт с бессознательным, мы не только лучше поймем себя, но и избавимся от симптомов и поведенческих моделей, которые нас не устраивают. Попытки понять скрытую часть себя — это и не нарциссическое упражнение, смысл которого в том, чтобы подпитывать самооценку, открывая в себе скрытые возможности. Это в первую очередь — способ перейти к действию. В конечном счете, понимание своих бессознательных представлений служит именно этой цели: начать действовать в соответствии с собственной глубинной природой.
Что знает о бессознательном когнитивная наука?
Вне нашего сознания остаются не только мотивы и побуждения, но и разнообразная информация, которая влияет на наше поведение и на трактовку даже тех сведений, которые мы осознаем.
«Например, мы можем пропустить мимо ушей или забыть какую-то рекламу, но, увидев в магазине рекламируемый товар, купим его с большей вероятностью, — объясняет когнитивный психолог Мария Фаликман. — Психологи используют в экспериментах процедуры «подпорогового предъявления», когда объект засвечивают вспышкой или демонстрируют на тысячные доли секунды, чтобы человек не смог его воспринять. Но он влияет на скорость или точность опознания следующего объекта, а иногда и на его трактовку: например, даже если мы не успели осознанно прочесть слово «бант», то следующее затем слово «коса» мы воспримем как прическу, а если нам предъявляли слово «луг», это же слово «коса» воспримем как орудие. Мы можем не осознавать закономерности, которыми пользуемся, или собственные действия, выполнение которых хорошо освоено, автоматизировано. Как вы складываете пальцы, когда переворачиваете страницу? Трудно ответить? Но это не мешает вам читать книгу или журнал. Если все идет по плану, для совершения автоматических действий сознание нам не требуется».
Подытожим. Мы не единоличные хозяева в своем доме: наше «Я» отчасти подчиняется силам бессознательного. Наше бессознательное нам не враг, даже если вызывает неприятные симптомы. В ловушку мы попадаем, когда не слышим его сигналов. Пытаясь их расшифровать, мы можем лучше узнать себя и приблизиться к себе настоящим.
Источник: https://psychojournal.ru/article/900-drugoy-vnutri-nas-popytki-ponimaniya-bessoznatelnogo.html#t20c
